Эволюция семейных ценностей американской семьи 19 века

С завоеванием независимости было подтверждено право каждого штата по

своему усмотрению принимать закон о разводе. Дух времени, приверженность

свободе и ненависть к любой тирании, всколыхнувшие в некоторых частях

страны движение за ликвидацию рабства чернокожего населения, побудили

других выступать против домашней тирании и принести освобождение тем (как

сказано в одном памфлете, написанном в 1788 году), «кто зачастую соединен

вместе в наихудшем из всех возможных союзов... освобождение несчастному

мужу, находящемуся под башмаком у жены, или забитой, обижаемой, презираемой

жене... Они не только приговорены, как преступники, к своему наказанию, но

их наказание должно длиться до самой смерти» [5, 89].

Между Революцией и Гражданской войной большинство штатов

либерализовали свое законодательство в области развода. Если брать ситуацию

в целом, то новые штаты, созданные в северо-западной части первоначальной

территории США, были либеральнее, тогда как штаты, расположенные вдоль

побережья Атлантики, отличались более жестким законодательством, причем

особенно жесткими были законы в Нью-Йорке и Южной Каролине. Почти во всех

штатах происходил процесс упорядочивания и стандартизации бракоразводной

процедуры. К 1867 году тридцать три из имевшихся тогда тридцати семи штатов

законодательно отменили оформление развода через легислатуру штата. Это был

важный шаг на пути к демократизации развода, поскольку ранее «частный акт»

законодательного органа штата был инструментом, при помощи которого

состоятельные и влиятельные граждане получали особые привилегии при

разводе. Но оставалось множество различных предписаний на сей счет, так как

в рамках федеральной системы брак и развод оставались прерогативой штатов.

Именно федеральная система породила практику «миграционного» развода.

Состоящий в браке человек, который находил законы своего собственного штата

неудобными для себя, временно переезжал в другой штат, чтобы получить

развод там. До Гражданской войны, неудачно женившиеся жители восточной

части США ехали освободиться от брачных оков на Запад: в Огайо, Индиану,

Иллинойс. «Нас затопила толпа обижаемых и обижающих, раздражительных,

сладострастных, экстравагантных, не подходящих друг другу мужей и жен, как

раковину при засоре затопляет грязная вода всего дома», — писала в 1858

году газета «Индиана дейли джорнэл». Хорейс Грили с неодобрением

рассказывал о том, как известный житель Нью-Йорка поехал в Индиану, получил

развод к ужину «и в течение вечера женился на своей новой возлюбленной,

прибывшей туда специально для этого и остановившейся в том же отеле. Вскоре

они отправились домой, не нуждаясь более в услугах штата Индиана; а по

прибытии он представил свою новую жену ее ошеломленной предшественнице,

которой все это сообщил и предложил собирать вещи и убираться восвояси,

поскольку в этом доме места для нее больше нет. И она ушла». В 1873 году

легислатура Индианы ввела в действие новый жесткий закон, покончивший с

миграционным бракоразводным бизнесом штата. Но Чикаго все еще пользовался

печальной известностью центра разводов, а бракоразводный бизнес, как и

другие виды предпринимательской деятельности, вместе с населением стал

передвигаться на Запад. Ходили рассказы о том, как специально созванное

собрание рудокопов в Айдахо могло услужить кому-нибудь из своих,

торжественно расторгнув его брак [5, 90].

Среди благ, которыми соблазняли западные штаты, были расплывчатые

формулировки допустимых оснований для разводов. Некоторые штаты фактически

ввели в действие всеобъемлющую формулировку, допускающую любую причину,

которую суд сочтет подходящей. Таким же важным фактором в конкуренции в

области миграционного бракоразводного бизнеса были неопределенно

сформулированные, почти не существующие требования в отношении

необходимости проживания на территории штата [13 ,90].

В течение двух десятилетий после 1850 года ежегодное число разводов

на тысячу жителей в Неваде было примерно в десять, а количество браков — в

двадцать раз больше, чем в среднем по стране. Уровень разводов в Неваде в

пять раз превышал соответствующий показатель любого из ее ближайших

конкурентов (Флориды, Оклахомы, Техаса, Аризоны, Айдахо, Вайоминга и

Аляски); браков же в Неваде заключалось в десять раз больше, чем у

ближайшей ее соперницы Южной Каролины [13 ,90].

Викторианские нормы морали разрушались постепенно. Демократизация во

всех сферах общественной жизни, бурный рост городов и новых технологий

приближали семью к другим общественным институтам, менял и самосознание

американских домохозяек. Отныне женщина должна была стать символом статуса

своего преуспевающего супруга, как это делали деньги, дом, одежда и прочие

неодушевленные предметы. Разница лишь в том, что жена-символ должна была

сама заботиться о своем виде. Например, она обязана иметь приятную

наружность, уметь удалять следы загара (ведь смуглая кожа – верный признак

тяжелого труда), одевать соответственно положению супруга и т. д. [2 , 192]

Буржуазная идеология того времени всячески поддерживала представление об

«истинной леди», всячески сопротивлялось распространению идей тех

американок, которые призывали вести борьбу против женского угнетения и

бесправия. Буржуазный моралист О. Браунсон, печатавшийся в женских журналах

того времени, уверял, будто точно осведомлен о психическом складе истинной

леди: женская независимость – абсурдная вещь, - заявлял он, - лишь

подчиненная женщина может стать компаньоном, создателем уюта, ангелом-

хранителем [31].

В городах новые грандиозные торговые центры пришли на смену старым

маленьким и патриархальным магазинам. Точно так же как огромные

американские отели заменили гостиницы Старого Света. С появлением больших

магазинов и отелей у жителей новых американских городов развивалось чувство

собственного достоинства и важности. Хождение в магазины и покупка товаров

становились привычным явлением – свидетельством зарождения новых

общественных отношений в новой Америке. Универсальные магазины и отели были

своего рода символами веры в будущее растущих сообществ.

С самого начала XIX века отели служили общественными информационными

центрами. В регистрационном журнале, в графе «примечание» предоставлялась

возможность вписать несколько строк, рекомендующих свой товар, либо

высказать взгляд на деловую жизнь страны. «Дж. Сквайерс с женой и двумя

детьми, - зарегистрировался постоялец отеля «Трентон-фолз» в Нью-Йорке.

Следующий постоялец подписался следующим образом: «Дж. Дуглас со слугой.

Без жены и детей – уж больно трудные времена» [7, 182-183].

С позволительной для туриста склонностью к преувеличению Троллоп

следующим образом описывает гостиничный образ жизни американского среднего

класса:

«Молодые семейные пары в Америке не страдают склонностью к ведению

домашнего хозяйства, имея самые различные к тому причины. Мужчины здесь

отнюдь не скованы работой по найму, как у нас. Если какой-нибудь юный

Бенедикт не сумел пристроиться адвокатом в Сейле-ме, не исключено, что он

вынырнет процветающим сапожником в Фермопилах. Джефферсон Джонсон потерпел

неудачу со своей лесопилкой в Элеутерии, но, прослышав о вакансии

баптистского проповедника в Биг-Мад-Крике, в течение недели сорвался с

места с женой и тремя детьми. Эминадаб Уиггз устраивается клерком в контору

пароходной компании на реке Понгоуонга с твердым убеждением, что через

полгода будет уже зарабатывать себе на хлеб совсем в другом месте. При

такой жизни даже большой гардероб в обузу, а мебельный гарнитур, — что

стадо слонов. К тому же молодые мужчины и женщины вступают в брак, не имея

за душой никаких накоплений для начала совместной жизни. Они довольствуются

своими надеждами и уверены, что средства придут. В легкомыслии их здесь

никоим образом не упрекнешь — так живет вся страна, а в ней, если человек

чего-то стоит, работа обязательно найдет его сама» [7, 189].

Начинали размываться принятые в Старом Свете перегородки, отделявшие

«общественное» от «личного». Интимное эмоционально нагруженное британское

слово «дом» в Америке стало возможно заменить словом «жилище». Приватность

уступала место публичности. Американцы вошли в новую сферу бытия, не

имевшую четко очерченных рамок, дружелюбный коммунальный мир, который,

строго говоря, не был ни публичным, ни приватным: мир, где все звали друг

друга по имени, мир открытых дверей, крылечек и газонов, а также,

разумеется, баров, ресторанов и вестибюлей отелей.

В этой новой атмосфере утрачивала многое из былой интимности семейная

жизнь. Случайные знакомые вскоре уже воспринимались, чуть ли не как «члены

семьи». Классическим местом для формирования новой и зыбкой американской

действительности, стирающей грани прежних различий, служил отель [7 ,188].

В то время как отель становился символом быстротечности жизни в

динамичной Америке, южане гордились своим иммунитетом к «гиблой совместной

жизни в отелях и их меблированным комнатам». Отель годился для людей типа

«перекати-поле», которых Старый Юг (к счастью своему, как там считали)

почти не знал. Там, где люди оседали, каждый гражданин превращался в

землевладельца с развитым «чувством дома». В постоянстве домашнего очага

коренилось и чувство уважения к незыблемости общественных установок страны.

Но если «американская система» как образ жизни для непоседливого

предприимчивого населения новоявленных городов не была лишена недостатков,

то и достоинствами она обладала немалыми. Ослабляя семейные узы, она в то

же время сокрушала кастовые барьеры. И если приглушались интимность и

индивидуальность, то стимулировалось чувство локтя. В Америке, пожалуй,

складывался новый тип уз, связующих людей, новая семья. [7 , 192]

Во второй половине XIX века в американское общество стало внедряться

страхование жизни. Страхование в области коммерции стало очень прибыльным

делом.

Когда существовали местные общины, друзья и соседи, готовые прийти на

помощь в несчастье, были всегда рядом. Церковь старалась заботиться о

вдовах и сиротах. Соседи, собравшие деньги на строительство коровника, не

отказывались от сбора средств и на строительство нового, если старый

сгорел. Но ослабление связей в общинах и рост числа жителей в них

способствовали расширению потребностей и запросов. Те люди, которые не

могли полностью положиться на своих соседей, и те, чьи родственники уехали

в отдаленные районы страны, вынуждены были искать для себя иную опору.

Страхование в определенном смысле заменило им связь с семьей, соседями,

членами общины. Кроме того, оно решало проблему гарантии безопасности

учреждением единого материального фонда, из которого человек при

необходимости мог позаимствовать средства. Точно так же, как строительство

водопровода в городах, подобное предоставление людям возможности

заимствовать средства из единого крупного фонда способствовало

разъединению, обособлению людей. Страхование было личным делом каждого.

Человек, имеющий хорошую страховку, гораздо меньше нуждался в поддержке

родственников и получал с нее пособие независимо от их согласия, даже не

ставя их в известность.

По своей природе страхование — новый вид потребительского сообщества

— было широкомасштабным институтом демократической направленности.

Женщины в растущих городских средних классах были в лучшем положении,

в котором, однако, имели место сходные проблемы, как-то: работа вне дома,

юношеская самостоятельность, материнское содружество. Внешне городской

средний класс был предан, прежде всего, идее утверждения стиля жизни, в

котором главным были дом и материнство.

Итак, сложились условия для более полного, чем когда бы то ни было,

воплощения индивидуалистской идеологии.

Рождаемость резко упала с 6—8 детей в среднем в 1800 году до 4—5,75

спустя столетие. Появление в городах булочных, прачечных, готовой одежды и

консервов сократило объем традиционно домашней работы. Появление новых

домашних удобств, таких, как водопровод, кухонные плиты, сократило

физические усилия, необходимые для приготовления пищи или стирки. [18 ,146]

Благодаря этим переменам гораздо больше времени и внимания женщины

смогли уделять духовному и физическому воспитанию детей.

Строившиеся дома все более отражали викторианскую приверженность

уединенности (отдельная спальня для каждого ребенка и тщательное разделение

семейного пространства в гостиных, где можно принимать людей).

«Профессионализация» женской сферы предусматривала отдельные комнаты

соответственно для различных видов деятельности: шитья, музыки, завтрака,

обеда и сна. Предполагалось, что в таких домах большая часть работы должна

выполняться прислугой, чья комната была скрыта «черной» лестницей и прямо

сообщалась с кухней. Управлять хозяйством в таком доме было непросто;

появились женские журналы, такие, как: «Уименз хоум компаньон» (1873),

«Уименз хоум джорнэл» (1878), «Ледиз хоум джорнэл» (1883)" и «Гуд

хаускипинг» (1875). В них содержались советы известного лидера женского

движения Катарин Бичер современным женам. [18 ,147] Журналы также

предлагали рекламу товаров для дома, которые были призваны приблизить

домашнее хозяйство и искусство его ведения к совершенству, а заодно

содействовать росту потребления соответствующей продукции. Семья, в

известном смысле, превращалась в коллектив потребителей.

Характерной чертой американского общества в 1890-е годы стало

преобладание промышленных городов над традиционными маленькими общинами.

Женщины и мужчины одинаково трудились на больших и шумных фабриках,

принадлежавших огромным корпорациям с вертикальной структурой управления.

Новый класс стремился контролировать предложение и спрос на сырье, готовую

продукцию, рабочую силу; рационализировать производственный процесс, дробя

его на мельчайшие компоненты, с применением нового оборудования и

технологий. Жены и дочери преуспевающих менеджеров жили в пригородах, куда

можно было доехать на трамвае, вдали от огромных убогих и нездоровых

районов, которые заселялись прибывавшими иммигрантами. Жены фермеров на Юге

и на Западе видели, как их мужья стремительно погрузились в избирательную

политику — сферу, из которой сами женщины были исключены, — в надежде

выбраться из долговой кабалы, после того как банки и железные дороги

разрушили их кооперативы.

В этот период урбанизации, индустриализации и многочисленных

конфликтов возникло два новых социальных типа женщин: «новая женщина»

среднего класса и «девушка-работница», — представительницы каждого из

которых обладали такой мерой индивидуальности и самостоятельности, что

напугали многих своих современниц. Их взаимодействие вдохновило появление

новой «домашней политики» и расцвет добровольных женских ассоциаций, что

привнесло в средний класс некоторые аспекты материнского содружества. Тем

не менее, индивидуальность новой женщины и девушки-работницы наметила сдвиг

от викторианской культуры общего домашнего очага в сторону

самостоятельности, развлечения и потребления [18 , 153].

Создание к концу XIX века общества неограниченного потребления и

общества новых производственных технологий изменило ведение домашнего

хозяйства.

По мере того, как все эти механические приспособления, использующие

коммунальные ресурсы – воду, газ и электричество – входили в повседневный

американский быт, и по мере того, как домашняя хозяйка переходила от

угольной печи к приборным щиткам [5 , 462], менялось ее представление о

семейной жизни и о ее роли в ней.

Как видно из вышесказанного, со второй половины XIX века американская

семья несет бремя перемен, образа жизни и отношений с другими общественными

институтами, имеющими немаловажное значение для культуры в целом, и

находящимся в этом смысле в передних рядах.

Меняется отношение к браку и безбрачию, а единобрачие заменяется

правом вступать в повторные браки, меняется отношение к измене, сексуальным

отношениям супругов [32].

2.3. Демократизация образования США (XIX век)

2.3.1. Период конца XVIII – середины XIX века

(до гражданской войны)

Судьба школ и других образовательных заведений в США были тесно

связаны с историей формирования буржуазной экономики страны и общественно-

демократическими процессами, происходящими в ней. Эта связь и определила

специфику развития американских образовательных учреждений XIX столетия.

Так как поселенцы были разной национальности и принадлежали к тому или

иному религиозному направлению, то и школы в различных колониях

складывались не по единому типу. Но и в этом многообразии преобладали школы

английского типа. Как правило, школы функционировали на средства местных

управлений или частных пожертвований. В конце XVIII века в США по-прежнему

не существовало стройной системы образования. Оно носило в основном частный

характер, и его выгодами могли пользоваться лишь богатые. Между начальной и

средней школой не было достаточной преемственности.

Национальная система образования США со всеми ее специфическими

особенностями, начала складываться после Войны за независимость. Большие

заслуги в становлении системы образования нового буржуазного государства

принадлежат видным американским просветителям Б. Франклину и Т.

Джефферсону. Последний в заметках о штате Виржиния [1 , 155-279] писал, что

«единственным надежным хранителем власти и правительства является сам

народ. И как раз для того, чтобы люди стали в этом надежными, необходимо до

определенной степени усовершенствовать их сознание… Поправка к нашей

конституции должна в этом помочь нашему народному образованию". [1, 156] В

1786 году в письме к Уиту Джефферсон излагает мысль о том, что самый важный

законопроект во всем подготавливаемом своде – закон «о распространении

знания среди народа». «Для сохранения свободы и счастья нельзя, - по его

словам, - изобрести более прочного фундамента». [1, 156] В сентябре 1817

года в плане создания начальных школ Джефферсон пишет: «право это или же

долг общества – заботится о своих маленьких гражданах против воли их

родителей? И как далеко простирается это право и долг на охрану жизни

ребенка, его собственности, его образования, его морали и нравов». В билле

«О всеобщем распространении знаний» (1779) он предусматривал осуществление

всеобщего обязательного образования и организацию для этой цели школы двух

ступеней – элементарной и грамматической. [10, 511] Создание бесплатной

начальной школы проектировалось на средства, получаемые в результате сбора

налогов. Следующей ступенью были четырехгодичные, средние (грамматические)

школы.

В первую половину XIX века почти во всех штатах были приняты законы о

введении бесплатного начального образования. Так, к началу сороковых годов

XIX столетия государственная начальная школа охватила около половины детей

штатов новой Англии, седьмую – центральных и шестую часть детей – западных

штатов. [10, 513]

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9