Сущность, проблемы и отношение к смерти в различных религиях

одурманивающими средствами или анаболиками, наращивающими мускулатуру.

Накачивающиеся стероидами, любующиеся собой культуристы-бодибилдеры

уверяют, что хотят умереть в расцвете красоты и силы. И здесь тот же

скрываемый за мелодраматическими фразами страх смерти. Страх приводит к

такому отчаянию перед утратой контроля за своим существованием, что человек

прекращает это существование. В одном из детективных романов есть

остроумная фраза: "Некоторые мужчины из боязни стать лысыми всю жизнь бреют

голову". Нечто подобное происходит и здесь — не в силах справиться со

страхом смерти, человек решает убить себя. Лекарство оказывается горше

болезни.

И вот молодость проходит. Личность достигает зрелости, которая

подразумевает максимальную свободу с максимальной же ответственностью. Как

современный человек использует эти возможности? Теперь на первый план

выступает стремление занять свое место в обществе. Становятся значимыми

вопросы материальной обеспеченности, престижа и служебного роста. Ключевыми

словами становятся добиваться и достигать. Человек отходит от юношеских

увлечений, оставляет романтизм и попадает в сети функционального мира. Он

озабочен тем, чтобы поудобнее устроиться в этих сетях. У него нет времени

остаться наедине с собой, его преследует призрак незавершенного дела,

упущенной возможности. В суете повседневности как никогда отдаляются

неразрешенные с юности вопросы собственного призвания.

Чтобы понять, какие опасности ждут человека в зрелом возрасте, нам

следует немного поразмыслить о самом понятии личности. Существует различие:

организм — категория биологическая, индивидуум — социальная, личность —

духовная. Слово личность родственно слову лицо. Для нас это важно потому,

что в своем бытии в образе личности человек встречается со своим Творцом. В

этой встрече личность может обратиться к своему Создателю либо

просветленным ликом, либо открытым лицом, либо лживой личиной.

Иногда человек, запутавшись в паутине механизированных отношений,

забывает о своем призвании быть личностью. Он выбирает жизнь в качестве

организма, заботясь только об удовлетворении своих биологических

потребностей, или в качестве индивидуума, будучи только "точкой

пересечения" социальных связей. Соответственно этому возможны три смерти

человека. Биологическая — прекращение физиологических функций организма.

Социальная — непоправимая утрата своего места в обществе; иногда страх

перед потерей своей социальной "маски" приводит человека к самоубийству, —

допустим, он не может расплатиться с долгами, попал в неблаговидную

ситуацию, не может вынести позора. Культивируется миф о благородстве такого

рода смерти. Таковы библейский царь Саул и предатель Иуда. Таковы Гитлер и

Пуго. Список можно продолжить и он будет длинным. Очень близким к этому

является страх ложно понимаемой потери чести. Мы имеем в виду идею дуэли.

По учению Церкви здесь двойной грех — покушение на убийство и согласие на

самоубийство. Увы, часто ослепленное общество, развлекая себя, подталкивает

человека на этот грех. Отсюда недалеко и до духовной смерти. Это

сознательный шаг в бездну отвержения себя, мира и Бога, иногда

романтизируемое — сколько одареннейших людей оборвали так свой путь — но

невыразимо гадкое по своей сути действие. Это равнодушное или презрительное

оскорбление Источника жизни. Это капризное отбрасывание в грязь подарка

любящего Промысла. Это — плевок в лицо Спасителя, "возлюбившего мир до

смерти крестной".

Избежав ловушек первой половины жизни, человек вступает в очень сложный

период. Приходит время подведения некоторых итогов — человек уже называется

пожилым. Подступает старость — становится неуютно. Слабеет здоровье,

изменяют силы, подтачивают болезни. Теперь человек больше всего озабочен

тем, чтобы сохранить свое положение, ничего не потерять. Для него отныне

особенно важна стабильность: лишь бы не было хуже, лишь бы не стать бедным,

немощным, одиноким. Постоянные и тщетные попытки отслеживать все

происходящее с ним сковывают человека; принимая все меры предосторожности,

он становится неуклюжим, как средневековый рыцарь в тяжелых доспехах. Из-

под забрала он с трудом различает всю красоту окружающего мира.

В современной психологии получила распространение концепция "кризиса

середины жизни". Вот как описывает его проявления А. ван Каам в книге

"Трансцендентное Я": "В этом периоде дорогие для нас люди, вещи и

переживания уходят из нашей жизни. От нас отделяются наши способности и

навыки, наше здоровье, наши дети, коллеги, друзья. Это отделение глубоко

ранит нас. Должно пройти время для того, чтобы осознать, что этот разрыв

привычных связей освобождает нас для внутреннего роста. В этот момент

многие из нас впервые сталкиваются со смертью любимых. Встреча со смертью

вырывает нас из рутины обыденности и заставляет задуматься о жизни. Мы

испытываем потрясение, может быть, впервые уяснив конечность человеческой

жизни, внутри нас прочно поселяется тревога. Со смертью любимого умирает

что-то внутри нас. Чем больше мы любили, тем глубже рана. Она со временем

срастается, но остается шрам Вот истина, которой учит середина жизни:

жизнь непредсказуема и конечна. Мы можем быть ни в чем не уверены, но

продолжать все любить. Нам следует лишь убедиться, что Сила Свыше

поддерживает нас, не снимая дар и проклятие свободы. Мы остаемся

ответственны за свою жизнь, свои чувства и поведение Смысл кризиса

середины жизни в том, чтобы не убегать, а повернуться лицом к реальности".

Мы проследили путь человека от детства до второй половины жизни. Мы

увидели, как работают психологические защиты. Мы начинаем понимать, что для

многих жизнь становится лишь бегством от страха смерти. Так человек бежит

от самого себя, от подлинной близости с другими, от правильных

взаимоотношений с Богом. А чтобы быстрее бежать, надо бежать налегке. И

человек оставляет на старте главное — самого себя, непонятого и

невостребованного — чтобы на финише оказалась его потрепанная оболочка. Это

кросс по пересеченной местности: через овраги соблазнов, через барьеры

карьеры, через кустарники страстей.

Вот сейчас на мгновение остановимся, переведем дыхание, оглянемся

вокруг. Все, что мы видим — таинственно и чудесно. Как в маленьком семени

содержится огромное дерево? Почему нет одинакового узора хотя бы у двух из

мириадов снежинок? Как неповторимы черты лица каждого человека!

"Природа, что ж тут такого", — говорим мы и снова уходим от ответа. Нас

не удивляет мир, в котором мы призваны жить, и это признак дремоты нашего

сознания. Встряхнуть нас могут только искусственные сверхсильные

раздражители. "А вот инопланетяне.., а экстрасенсы.., назначенный конец

света". Бесстыдная наглость секса, разрушающе сладкая наркотическая

эйфория. Бесчувственные к истинной Тайне, мы выдумываем свои убогие

ненастоящие чудеса.

Но Тот, Кто выше нас, не забывает нас. Бог возвращает нас к знанию о

том, кто мы есть. Он не навязывает нам Своей воли. Он предлагает нам понять

Свой замысел о мире. Понять, насколько мы в силах, насколько хватит нашей

решимости. Убежать всегда в нашей власти, и это было и в мировой истории, и

в жизни каждого из нас. Бог не насилует никого. Слово Его — Евангелие —

переводится как Благая Весть. Поверив Ему, мы услышим только хорошие

новости. Но, будучи честными перед самими собой, зададимся вопросом: нужны

ли они нам?

Мы можем быть вполне довольны своей жизнью. Есть здоровье, еда, одежда,

работа или учеба, друзья, увлечения. У нас все ладится. Мы кажемся себе

достаточно умными и привлекательными. Так что же, мы ничего не боимся?

Тогда не к нам ли обращена Евангельская притча: "У одного богатого человека

был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою скажу душе

моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей,

веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя

Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога

богатеет" (Лк 12:16-17,19—21). Угрожает ли здесь Иисус Христос? Очевидно,

нет, потому что несколькими стихами раньше Он ободряет учеников: "Не пять

ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога.

А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих

малых птиц" (Лк 12:6—7). В этом учение Спасителя: не бояться, чувствуя свою

зависимость от всемогущего Бога, и не забывать о том, что в Его воле взять

нашу жизнь.

Не жестоко ли со стороны Бога отнимать у нас жизнь? Вовсе нет, потому

что если мы верим в Него, то верим и в возможность "оставления грехов и

жизни вечной". Блаженный Августин писал: "Мы не боимся умирать, потому что

имеем доброго Бога".

Область веры отличается от науки, хотя и здесь и там мы имеем дело с

истиной. В случае науки — с относительной; правильно (ортодоксально) веруя

— с абсолютной. В духовной сфере также есть свои законы, и один из них

гласит: истина антиномична, то есть верное утверждение объединяет две

исключающие друг друга истины, поднимаясь над ними.

Итак, мы умрем... и не умрем. Умрем потому, что смерть есть

принадлежность этого мира. Один из мыслителей писал, что в момент рождения

в человека выпускается невидимая стрела, которая настигнет его в час

смерти. С первым криком ребенка отмирает часть клеток мозга и этот процесс

умирания продолжается всю жизнь. Смерть сопутствует нам в каждом шаге, ждет

за каждым поворотом. Смерть — источник вдохновения художников и поэтов.

Смерть может быть даже желанной. Для христианина смерть — это не конец, а

завершение какого-то этапа, рубеж, а для праведника — рождение в новую

реальность.

Да, все-таки мы не умираем. Все в человеке противится сознанию конца.

Это мудро устроенное тело, это творчество, вкладываемое в жизнь, эта

любовь, которую мы отдаем и получаем, — разве можно представить себе, что

это исчезнет бесследно? Даже оказываясь свидетелями смерти, мы отдаем себе

отчет, что когда человек умирает, это вовсе не похоже на то, когда заглох

мотор автомобиля или погас экран телевизора. Это не механический процесс —

происходит какое-то таинство. Мы всегда испытываем боязливо почтительное

отношение к телу умершего человека, у нас ощущение, что нечто осталось в

нем. Даже те, кто считает себя атеистами, не выбрасывают покойников на

помойку. Мы бережно храним память об ушедших, дорожим их изображениями,

видим их во сне.

Как нам вместить в себя это знание смерти и уверенность в бессмертии?

Задумаемся, разве мы не умираем с каждой минутой? Отшелушивается кожа,

выпадают волосы, не восстанавливаются нервные клетки, изнашиваются ткани

внутренних органов. Зрение теряет остроту, снижается слух. Но вместе с тем

с каждым моментом мы извлекаем все новые уроки из событий, происходящих с

нами. Мы растем в осознавании себя, в опыте, в мудром отношении к миру.

Наша душа приходит в меру своего возраста, мы приближаемся к своей истинной

сути. В нас крепнет и набирает силу то, что не подвержено смерти.

Если мы правильно устроили свою душу, то уже на земле она принадлежит

вечности. Человек поднимается до уровня бессмертных бесплотных сил.

Монашество не зря называется ангельским образом. Церковь ублажает своих

святых в словах "земной ангел и небесный человек". Для нас, призванных к

святости, возможен выход в вечность.

В терминах духовной жизни состояния души в вечности обозначаются как

рай и ад. Это, конечно, таинственные термины, далекие от обывательских

представлений. Рай — состояние блаженства. Высшее блаженство твари —

приближение к Творцу. В молитве ко святому Причащению христианин просит о

том, чтобы "встретить Тебя на облаках, Судию и Создателя моего со всеми

святыми Твоими". Так Церковь вводит нас в Рай не одних, а напоминает нам

выстраивать свою жизнь соответственно жизни людей, угодивших Богу и

прославленных в сонме святых. При этом не существует единого шаблона;

каждая личность бесконечно дорога Богу, при одном и том же направлении пути

разнятся его особенности, как "звезда от звезды разнится в славе" (1 Кор

15:41). В аду, словами Святых Отцов, "грешники будут жегомы огнем любви".

Здесь личность окончательно и сознательно выбирает богооставленность.

Возможно ли это? Да, — учит Церковь, предусматривая полную реализацию

личностной свободы. Как это совместимо с Божией любовью к человеку? Есть

богословское мнение — ад существует, но он пуст. Впрочем, в своем интересе

здесь нам следует остановиться и склонить голову перед тайной промысла Бога

о нас.

Итак, главное. Критерий правильного устроения души или, что одно и то

же, духовной зрелости — это осознанное принятие факта собственной

конечности. Описанная выше двойственность — знание и отрицание знания,

столь свойственная человеческой натуре, должна быть преодолена. От

двусмысленности человек призван придти к ясности. "Где просто, там ангелов

со сто, а где мудрено — там ни одного", — говаривал преподобный старец

Амвросий Оптинский. Возрастание личности в духе приводит к простоте.

Простота, собранность, трезвение, смирение — основополагающие понятия

христианской духовности. Проникнувшись ими, мы можем осмысленно и уютно

жить со знанием собственной смертности. Больше того, мы получаем право

истинной свободы. Ведь для христианина свобода — это согласие с волей

Божией, возможность говорить Богу "да". Чтобы жить без страха, следует

позволить Богу решить за нас прежде всего вопрос конца нашего земного

существования и с благодарностью принять Его волю. Христианин верит в то,

что его жизнь заканчивается в самый оптимальный для этого момент: самый

благоприятный для спасения его души.

Христианин по примеру "всероссийского пастыря" преподобного Иоанна

Кронштадтского, который озаглавил свою книгу дневников и размышлений "Моя

жизнь во Христе", призван жить сопричастным Христу. В центре христианства —

Крест, символ незаслуженной и одинокой смерти. Наш Спаситель был Человеком.

Он пережил внутренние мучения в Гефсиманском саду. У Него был выбор и Он

его сделал. Он решил переступить смерть, принимая ее. Но пока Он, по

человеческой природе страшась смерти, находится в борениях, ученики спят.

Они проснулись такими же, как были, а Он бодрствовал и обрел решимость

послушания Отцу. Его смертью и Воскресением был искуплен мир и мы обрели

бессмертие.

Нам не следует спать в духовном смысле этого слова. Мы должны быть

открыты всему, что ждет нас на пути. Психолог В. Франкл пишет о том, что

без страдания и смерти жизнь не полна. Во всем необходимо обнаружить смысл;

как жить, так и умирать человек должен осмысленно. В беседах митрополита

Антония Сурожского есть пронзительные слова: "Неважно, жив ты или мертв,

важно, ради чего ты живешь или во имя чего умираешь".

Но в чем же мы можем обнаружить смысл смерти? Во-первых, она смиряет

человека. Смирение есть единственная тональность речи для диалога с Богом:

творение осознает себя и свою потребность во встрече с Творцом. Чувство

смертности подчеркивает бессилие человека спасти самого себя; ведь тот, кто

призван к жизни как свободный творец, может опьяняться своими успехами,

почувствовать себя неуязвимым победителем, дойти до крайности "убожества

гордости", сознательно произнести "Провозглашаю себя Христом", подобно

одиозному Секо Асахаре... От этого и предостерегает нас страх встречи с

подлинным Христом по окончании нашего пути.

Во-вторых, сознание смерти облагораживает жизнь, не позволяет человеку

потерять себя в суете. Он живет в присутствии вечности. Жизнь обретает

красоту. Это открывалось в прозрениях на протяжении всей истории

человечества. В Вавилонском талмуде описан диалог Александра Македонского с

древними иудейскими мудрецами. Завоеватель спросил: Что должен делать

человек для того, чтобы жить? — Он должен умертвить себя, — ответили

старцы. — Как человеку умертвить себя, — продолжал Александр. — Он должен

по-настоящему жить, — загадочно отвечали мудрецы. Присутствие смерти в мире

позволяет нам осознать, что жизнь — это Таинство. Издавна известно понятие,

которым озаглавил свою песню Дж. Харрисон — "Искусство умирать". По-латыни

это звучит "ars moriendi". Это искусство заключается не в том, чтобы время

от времени вспоминать о неминуемом конце. Речь идет о том, чтобы конкретно

учиться принимать, не отказываясь, дары Промысла. Таким даром может быть

огорчение, болезнь, разочарование, неудача, одиночество, крушение надежд.

Так, постигая дарственную природу мироздания, человек учится умирать,

приобретает опыт. Кто-то сказал: "Тот, кто не умирает до того, как он

умрет, пропадет, когда умрет".

Древнее "искусство умирать" получило новое осмысление, когда в 60-х

годах нашего века широкий резонанс вызвали описанные психологом Э. Кюблер-

Росс "стадии встречи со смертью", наблюдавшиеся ею у терминальных [1]

пациентов. Так, человек, поняв, что ему предстоит умереть, переживает

первую стадию — отрицание: "Нет, врачи, видимо, ошибаются, речь не обо мне,

я не могу признать то, что я в скором времени покину этот мир". Затем

наступает вторая стадия — гнев: "Почему я, чем я заслужил это, ведь столько

людей более пригодны для того, чтобы умереть. Кто ошибся в моем лечении?

Кто сделал так, чтобы мне умереть?!". Вслед за этим приходит стадия

выторговывания жизни: "А если я буду соблюдать все предписания, откажусь от

вредных привычек, замолю все грехи, буду набожным, буду делать только

правильные вещи, может быть, смерть отступит?". Когда заканчивается эта

стадия, наступает период депрессии: "Жизнь все равно не имела смысла, какая

разница, я или кто-то другой, все беспросветно". И лишь потом наступает

заключительная стадия — принятия: "Да, я умру. Смерть предстоит всем. В чем-

то моя жизнь была достойной, где-то я падал, но теперь все отступает перед

тем, что мне суждено пережить. Я постараюсь сохранить присутствие духа,

так, чтобы спокойно принять все, что мне предстоит, и не отягощать

страдания моих ближних".

Человек с устоявшимся христианским устроением души не проходит первых

четырех стадий. Он изначально принимает смерть. "Для меня жизнь — Христос,

и смерть — приобретение Влечет меня и то и другое" (Флп. 1:21, 23) —

пишет апостол Павел; для него смерть — неотъемлемая, сознательно принятая

принадлежность жизни. Мученики первых веков христианства встречали смерть

как награду, как привилегию доказать свою верность Христу. Предания доносят

до нас, как они спешили к месту казни. Мученица Фелицата, растерзываемая на

арене диким быком, стремилась лишь к тому, чтобы запахнуть тунику, чтобы не

смутить толпу нецеломудренностью и чтобы волосы оставались гладко

собранными, так как растрепанные по плечам волосы воспринимались в то время

как знак траура, а мученица знала, что уходит в свет, в радость, в славу.

Само слово мученик, (греч. martis) означает 'свидетель', то есть

человек видевший, до конца убежденный в том, что его смерть исполнена

смыслом. Так же достойно покидали на протяжении веков земную жизнь

подвижники благочестия. В древней Руси был распространен обычай для

Страницы: 1, 2, 3, 4