Роль кочевников в истории Древней Месопотамии по данным первоисточников

только цари Вавилона Старовавилонского периода, но и цари Ашшура

аморейского происхождения, жившие многими столетиями спустя, числили среди

своих предков («царей, живших в шатрах») даже Диданума, предка-эпонима

исчезнувшего из Месопотамии еще на грани III и II тысячелетий до н. э.

племени диданов. Предкам приносились посмертные жертвы, чтобы они не

голодали в потустороннем мире, и поэтому нет ничего удивительного в том,

что разница между божеством и племенным предком ощущалась неясно, и ребенку

также могли дать имя Суму-Нумхим [«Имя (или отпрыск) Нумхума»] или Суму-

Ямутбала, давали имя Суму-Эль — «Имя (отпрыск) Эля» (прозвищем Эль, или

«Бог» с большой буквы, по-аккадски Иль-Амуррим — «Бог амореев», или просто

Амуррум, обозначался верховный бог сутиев-амореев).

В начале XIX в. до н. э. вожди сутийско-аморейских племен, следуя

правителям Ларсы, стали захватывать один за другим почти все города,. в

которых их люди служили наемниками, как в Сирии и Верхней Месопотамии, так

и в Южном Двуречье. Упомянем только захваченные этими племенами богатый

город Мари на среднем Евфрате, где правили после 1900 г. до п. э. амореи

Яггид-Лйм, а затем Яхдун-Лйм, и город Рапикум, тоже на Евфрате, но ближе к

Аккаду (мы отмечаем именно их только потому, что они в дальнейшем сыграли

определенную роль в истории юга).

В Нижней же Месопотамии нам известны следующие города, где между 1900

и 1850 гг. до н. э. образовались самостоятельные царства во главе с

сутийско-аморейскими династиями: по Евфрату (с севера на юг), к северу от

Иссина и Ниппура, — Сиппар и Киш (может быть, самое древнее из всех), к югу

от них— Кпсура—Шуруппак и (позже прочих) Урук; по Арахту и Ирнине —

Вавилон; по Ме-Энлиле — Казаллу—Марад; по Тигру — Малгиум (тут же находился

неизвестный независимый город, богом-покровителем которого был Нанна, как и

в Уре, может быть, Акшак?); по Дияле—Тутуб. Наряду с ними продолжали

существовать аморейское царство в Ларсе и аккадские в Иссине и Эшнуне (хотя

и в последнем городе временами тоже правили амореи), а также, о чем мы уже

говорили, многочисленные города-государства Верхней Месопотамии и Сирии, в

большинстве также управлявшиеся аморейскими династами.

Но если в Верхней Месопотамии множество приобретших независимость

царств носило, в общем, скорее характер именно городов-государств, или

«помовых государств», то в Нижней Месопотамии (Южном Двуречье), где каждый

захвативший власть принимал возможно более пышные титулы, тщась слыть

преемником династий Иссина и Ура, происходили беспорядочный дележ страны и

всеобщая борьба за власть над нею всею. Установить сферу влияния каждого

отдельного царства часто вообще невозможно: в одном и том же городе нередко

датировали документ по годичной формуле одного царя, а приносили присягу

именем другого, соседнего и более могущественного, или наоборот. Понятно,

что в Нижней Месопотамии большинство аморейских царств оказались

непрочными: так, царства в Кисуре (созданное вождем аморейского племени

рабабум) или в Тутубе были совсем эфемерными, а царства в Оиппаре, Кише и,

видимо, в Малгиуме переходили из рук в руки и были независимыми лишь в

течение коротких периодов времени. Если не считать некоторых

верхнемесопотамских государств (по ту сторону «гипсовой» пустыни), то

укрепиться удалось только царствам Вавилона и отчасти Казаллу (оба на

каналах—ответвлениях от Евфрата), причем действительно сильным стал лишь

Вавилон, который по своему стратегическому положению мог со сравнительно

меньшей затратой воинских сил контролировать верховья важнейших каналов,

питавших всю Нижнюю Месопотамию.

Захват амореями городов преимущественно северной части Южного Двуречья

больше всего ударил по царству Иссина; хотя преемники Ур-Нинурты — Бур-Син

II, Липит-Эллиль и Эрраимитти — и продолжали числить в своей титулатуре Ур

и Эреду, Урук и Ниппур и даже иногда делали довольно безуспешно попытки на

самом деле овладеть Уром, однако фактически значение, Иссинского царства

поддерживалось теперь уже только былым престижем, а главное—тем, что на его

территории находился священный центр Двуречья — Ниппур. Вероятно, попыткой

укрепить свое положение среди местного населения было предпринятое (может

быть, Бур-Сином II) сокращение трудовой повинности для царских людей до 48

дней в году на семью и налога нитара для остального населения с 1/5 до

1/10 валового дохода.

В 1860 г. до н. э. в Иссине, если верить более поздней легенде,

повидимому восходящей к Omina, произошло курьезное событие. В области

шумеро-аккадской культуры существовал обычай в весенний праздник Нового

года подвергать царя неприятному и даже унизительному обряду — пережитку

ритуального убиения состарившегося вождя первобытного племени; также и

помимо этого иногда гадатели могли предсказать царю те или иные близко

грядущие неприятности бытового характера. На такие случаи на место царя

временно возводился «подменный царь» — бедняк, раб или помешанный, чтобы

отвести беду от настоящего царя (вспомним восходящую к этому обычаю

арабскую сказку о халифе на час). В царствование Эрраимитти, царя Иссина,

произошло, однако, событие, о котором позднейшая хроника рассказывает так:

«Эрраимитти посадил на престол Эллильбани, садовника, в образе подмены и

возложил на главу его тиару царственности. Эрраимитти, заглотив во дворце

своем горячей каши, умер, а Эллильбани не сошел с престола и был поставлен

на царство». Если это сказка, мораль которой может быть, разве только та,

что государственным деятелям не следует чревоугодничать, то кем и как она

была создана, почему связана именно с этими именами? Если это

действительное событие, то какие силы стояли за Эллильбани? Ответить на эти

вопросы трудно. Известно одно: Эллильбани правил царством нисколько не

хуже, чем Эрраимитти, последний царь из дома Ур-Нинурты. Источники говорят,

что в 1-й свой год Эллильбани простил сбор гун жителям Ниппура, что он

строил в этом городе различные храмы, а также чинил разрушенное—то ли после

оккупации города Суму-Элем, царем Ларсы, то ли после катастрофического

разлива, о котором речь пойдет ниже. Хотя Эллильбани еще включал (последним

из царей Иссина) в свой титул Ур, Эреду и Урук («сделавший обильным хлеб

Ура» и т. п.), маловероятно, чтобы его владения простирались далее Ниппура

и за пределы самого «нома» Иссина. Умер он в 1837 г. до н. э. Между тем

царство Ларсы, менее, чем Иссин, затронутое аморейским завоеванием и само

по происхождению аморейское, поначалу справилось с кризисом и даже окрепло.

Как и цари Иссина, его цари тоже часто называли себя «царями Шумера и

Аккада», ставя, однако, впереди этого титула либо звание «царь Ура», либо

«царь Ларсы», либо оба вместе. Преемник Абисарихи, Суму-Эль (1894—1866 гг.

до н. э.), завоевал город Пи-Наратим, по-видимому, по южную сторону лагуны,

у самого Персидского залива, возможно, недалеко от современной Басры или

даже Фао, я — что, может быть, существеннее — успешно воевал с царствами

Казаллу и Киша, оставив Иссин в тылу. Года за два до своей смерти он даже

овладел Ниппуром. Незадолго до этого он посадил свою дочь жрицей-энтум в

Уре (по-видимому, ее предшественница была иссинянкой, во всяком случае,

скорее дочерью Ур-Нинурты, чем Абисарихи, иначе последний не преминул бы

отметить ее возведение в сан особой «датировочной формулой»). Суму-Эль же

первым из царей Ларсы принял прижизненное обожествление; его преемники

долго еще не смели следовать этому примеру.

Жрецы-Ниппура составили в честь следующего царя Ларсы, Нур-Адада

(1865—1850 гг. до н. э.), литургический гимн—честь, которой до тех пор

удостаивались только цари Ура и Иссина. При Нур-Ададе произошел

катастрофический разлив Евфрата и Тигра, приведший к изменению русел рек и

каналов. Разлив был вызван, несомненно, необычно сильным таянием снегов в

горах Армении. Но в какой-то мере, возможно, тут сказалось и отсутствие

общего контроля за проведением новых каналов (новых, стало быть, не

огражденных многолетними выбросами ила, образовывавшимися при их очистке из

столетия в столетие); уже при первых трех царях Ларсы, судя по одним только

«датировочным формулам», в царстве Ларсы было прорыто на новом месте или

переделано и заново введено в действие не менее 11 каналов; кроме того,

несколько каналов было вырыто царями Иссина, Киша и Вавилона. В создавшемся

трудном положении, когда разоренное население разбежалось с насиженных

мест, Ларсе не удалось сохранить прежние, сравнительно обширные границы.

Однако в целом государственные власти при Нур-Ададе справились с бедствием,

причиненным наводнением, хотя полностью его последствия были ликвидированы

лишь при его сыне; во всяком случае, деловая жизнь в Ларсе и Уре

продолжалась. В Ларсе был впервые построен кирпичный царский дворец (до

этого цари Ларсы, видимо, пользовались обветшавшим зданием, сооруженным еще

при III династии Ура): в Уре — воздвигнуто несколько храмовых зданий и

новых хозяйственных помещений при храмах.

Может быть, уже при Нур-Ададе создал в соседнем Уруке отдельное царство

некто Синкашид — глава пастушеского западносемитского племени амнанум, по

имени аккадец, с титулом «царь». Возможно, он был в родстве со следующими

царями Ларсы. О царстве Синкашида еще придется упомянуть ниже. В нем велось

бурное храмостроительство, несомненно требовавшее больших средств, и, по

утверждению царской надписи, царила баснословная дешевизна на сырье в

пересчете на серебро; причины этого «процветания» пока не вполне ясны:

секрет, по-видимому, заключался в дороговизне самого серебра.

Вслед за Нур-Ададом в Ларсе правили три царя с одинаково образованными

именами, по-видимому три его сына: Синпддпнам, Синэрибам и Синикишам.

Наиболее значительным их них был первый (1849— 1843 гг. до н. э.). Он

завершил восстановительные работы, начатые его отцом, и вел успешные войны

с Вавилоном, Эшнуной в районах вдоль Тигра, а также вновь овладел утерянным

во время катастрофы Ниппуром; погиб он, согласно Omina, от несчастного

случая. При его братьях начинается временное ослабление Ларсы: Спникишам

захватил на время Казаллу, но снова потерял Ниппур, воевал на территории,

давно, казалось бы, принадлежавшей Ларсе на юге, и перед смертью (в 1836 г.

до н. э.) одержал сомнительную «победу» над эламитами. Таким образом, к 30-

м годам XIX в. до н. э. и Ларса, подобно Иссину, тоже начала клониться к

упадку; между ней и Иссином как буферное государство образовалось еще

царство Урук, заключившее союз с третьим из важных царств Нижней

Месопотамии — Вавилоном.

В 1894 г. до н. э. в Вавилоне создал отдельное царство некий амореи

Сумуабум, имевший за собой, как все аморейские вожди, длинную генеалогию

пастушеских предков. Впрочем, в этой генеалогии не все имена легендарные:

предшественник Сумуабума, Дадбанайа, и еще пять-семь его предков, вероятно,

действительно существовали и правили, правда, не обязательно Вавилоном, а

скорее всего только племенем яхрурум, которое иногда, вероятно, подчиняло

своей власти и какой-либо из окрестных городов, но в обычное время владело

только шатрами своих пастухов и их стадами и водопоями. Новое царство

Вавилон включало весь «ном» вдоль каналов Арахту и Апкаллату, т. е. города

Вавилон, Борсиппа и Дильбат, а также Куту (шумер Гудуа) на канале Ирнина.

Однако Киш, отстоявший всего в 15 км от Вавилона вниз по Евфрату, был уже

центром другого царства.

Правление Сумуабума и его сына (или племянника) и преемника Суму-ла-Эля

(1880—1845 гг. до н. э.) прошло в ожесточенных войнах с переменным успехом

против соперничавших с Вавилоном аморейских царьков Казаллу, Киша, Сиппара

и др. и в сооружении крепостей и укреплений. Несмотря на поражение, которое

стареющий Суму-ла-Эль понес от ларсского царя Синиддинама, ему удалось

окончательно изгнать соперников из Киша, а также из Сиппара. В этом важном

для всего Двуречья пограничном «номе» он, видимо, посадил правителем своего

сына Сабиума; кроме того, воинские силы Вавилона близко подступили к Иссину

и Ниппуру. Помимо военных мероприятий Суму-ла-Эль приступил к прокладке

новых каналов и провел отмену долгов. Успешно продолжал после его смерти ту

же политику и Сабиум. К концу его правления (1831 г. до н. э.) царство

Вавилона не только не уступало по силе государствам Верхней Месопотамии, а

также таким царствам Двуречья, как Эшнуна, Малгиум, Казаллу, Иссин, Ларса,

но и смогло уничтожить и поглотить два соперничавших царства (Киш и

Сиппар).

Что касается долины реки Диялы, то она сохраняла свою самостоятельность в

течение всего рассматриваемого нами периода, но большого исторического

значения не имела, хотя иногда и участвовала в военно-политических интригах

с Иссином, Казаллу и т. п. Однако в истории Месопотамии Эшнуна еще сыграла

в дальнейшем некоторую роль.

Список использованной литературы

1. История Древнего Востока: Зарождение древнейших классовых обществ и

первые очаги рабовладельческих цивилизаций./Под ред. И. М. Дьяконова.

В 2 т. - М.: Наука, 1983. – Т. 1. - с. 534.

2. Оппенхейм А. Древняя Месопотамия. – М.: Наука, 1990. – 319 с.

3. Общественно-политические изменения в аморейских царствах.

Очерк истории Двуречья времени первых аморейских династий создает

впечатление хаоса: на игральной доске слишком много фигур и все фигуры

спутаны. Однако в недрах этого хаоса складывались совершенно новые для

своего времени отношения.

«Каждое завоевание шумеро-аккадского города в Месопотамии отрядами

воинов из пастушеских племен вносило беспорядок в ее хозяйственную жизнь,

причем прежде всего разрушалось царское хозяйство, в новых условиях

совершенно потерявшее экономическую эффективность. Аморейские вожди и их

дружинники не только не хотели, но и не могли поддерживать существование

сложного организма государственного хозяйственного управления: для этого у

них не было ни традиций, ни собственной выучки, ни специальных чиновников.

По всей вероятности, они ограничивались выжиманием из населения поборов.

Поэтому им проще было раздавать захваченную царскую (да и общинную) землю

отдельным лицам, чем сколачивать отряды работников, которые трудились бы в

сельском хозяйстве или ремесле под надзором царских чиновников. Однако же

ни завоевания, ни распад государственного хозяйства не могли остановить

жизнь: надо было пахать землю, выращивать и убирать урожай. Дело

обеспечения страны пропитанием перешло, поэтому в руки отдельных частных

хозяйств. Но так было не только в сельском хозяйстве. Многочисленные

государственные начальники мастерских, торговые агенты и всякого рода

надзиратели оказались в положении, когда им не перед кем было отчитываться,

и, коль скоро они платили завоевателю известный побор, ничто не мешало им

обращаться с доверенной их управлению частью государственного хозяйства как

со своею собственной и стремиться к развитию производства уже ради своей

выгоды. Кроме того, и владельцы негосударственной, общинной земли,

уцелевшие от погромов и платившие побор, могли теперь заняться — на свой

страх и риск — любым родом деятельности, в том числе ремеслом на продажу и

торговлей» [1, с. 312].

Разделение труда зашло достаточно далеко, чтобы образовался хотя бы

небольшой внутренний рынок: даже безземельные наемные работники вынуждены

были покупать часть пищи и одежды, когда не получали необходимого им от

хозяев; а если даже хозяева и выдавали им натуральный паек, то уже, во

всяком случае, только на срок найма, ведь в самом хозяйстве, где эти

работники были заняты, продукт создавался не все время, а у хозяев часто не

было достаточно больших складов для постоянного хранения лишнего

продовольствия. Богатые же люди, занимавшиеся специализированным

земледельческим (производство фруктов, фиников и т. п.), ремесленным и

торговым хозяйством, еще более нуждались в покупке всего того, чего они не

производили сами. Заметное оживление произошло и в частной международной

торговле: как ни опасны были в такое время пути сообщения между городами и

царствами, но уклониться от разорительной встречи с мелким царьком либо

вождем наемных грабителей или же обойти его местопребывание было все же

легче, чем спрятаться от всевидящего ока тоталитарного полицейского

рабовладельческого государства (типа III династии Ура или даже Иссина

времени его расцвета), которое стремилось организовать торговлю само и

получать львиную долю дохода.

Между тем свободных наличных денег (например, серебряного лома) в

обращении было очень мало, а при сезонном характере поступления любых

доходов (урожая, наемной или другой платы, прибыли с торгового путешествия)

все хозяева нуждались в ссудах, а бедная часть населения — в особенности.

Поэтому широко расцветает ростовщичество: рост в 1/5 и даже в 1/3 считался

умеренным.

«В создавшихся условиях в стране, с одной стороны, оказалось множество

людей, готовых с голода идти внаем, в долговую кабалу либо продать часть

своего надела общинной земли, а иной раз и весь надел; появляются люди,

вовсе лишенные имущества. Но, с другой стороны, часть населения сумела

нажиться в этой сложной и бедственной обстановке и продолжала вести и даже

всячески укреплять и расширять собственное хозяйство (либо на «своей», т.

е. общинной, либо на царской земле), могла приобретать со стороны рабочую

силу и производить хлеб, финики, овощи и изделия ремесла как впрок, так и

на продажу и таким образом создавать накопления» [2, с. 118].

Почти всюду начинается купля-продажа финиковых плантаций, а затем и

полей. В Иссине известны случаи продажи частными лицами даже заведомо

дворцовой земли, что прямо и указано в самой сделке; в других, менее

«традиционных» городах, возможно, продавали такую землю и без всяких

оговорок. Тем более появляются и все более множатся случаи продажи «своей»

земли. Широкое применение получает частная аренда.

Общественное мнение, однако, как видно, продолжало считать землю любого

рода неотъемлемой собственностью общины и ее бога и столь же, неотъемлемым

владением «домов», которые эту территориальную общину составляли. В связи с

повсеместным ростом числа частных хозяйств — притом, что основой подлинной

собственности на недвижимость могло быть лишь членство в общинах, — снова

усиливается влияние общинных органов самоуправления, прежде всего общинного

совета старейшин и выделявшегося из его состава общинного суда; иногда

упоминается и общинная сходка всего поселения (особенно в поселениях

мелких) или же квартальная. Продажа земли была равносильна отказу продавца

от гражданских прав в общине, превращению его в бездомного изгоя, и на

такую сделку, по-видимому, люди шли только уж в случае крайне бедственного

положения.

“Ho и с точки зрения государства, каким бы паразитическим оно ни

представлялось, продажа земли, закабаление и обезземеление бедной части

населения должны были казаться нежелательными явлениями: лишенный

гражданских прав раб-должник или безземельный бродяга не были уже более для

государства источником поборов и с трудом могли бы быть использованы в

военном ополчении и даже на строительных и ирригационных повинностях.

Страницы: 1, 2, 3, 4