Историческая школа Германии

имениях, затрачивают известную долю дохода на улучшение качества своих

земель и своим потреблением поддерживают соседние фабрики.

4. Отвергнув фритредерство, Лист развернул критику экономического

индивидуализма. Он писал, что формула «laissez faire» столько же на

руку грабителям и плутам, сколь и купцам. «Купец может достигать своих

целей, заключающихся в приобретении ценностей путем обмена, даже в

ущерб земледельцам и мануфактуристам, наперекор производительным силам

и не щадя независимости и самостоятельности нации. Ему безразлично, да

и характер его операций и его стремлений не позволяет ему заботиться о

том, какое влияние оказывают ввозимые или вывозимые им товары на

нравственность, благосостояние и могущество страны. Он ввозит как яды,

так и лекарства. Он доводит до изнурения целые нации, ввозя опиум и

водку».

5. Лист взял под защиту меркантилистов, заслугой которых считал осознание

важности фабрично-заводской промышленности для земледелия, торговли и

мореходства; понимание значения протекционизма и отстаивание

национальных интересов. Вместе с тем в противовес меркантилизму Лист

утверждал, что:

. Протекционизм – оправдан лишь в качестве «воспитательного» для

выравнивания уровней экономического развития стран;

. Нация, достигшая уровня перворазрядной промышленно-торговой державы,

должна перейти к свободе торговли;

. Фабрично-заводская промышленность не должна развиваться за счет

земледелия;

. Таможенное покровительство не должно распространяться на сельское

хозяйство.

Лист указывал, что систему воспитательного протекционизма может с

успехом применить лишь держава с умеренным климатом, достаточно обширной

территорией с разнообразными ресурсами и значительным населением,

обладающая устьями своих рек (а следовательно, выходами из своих морей).

Островная изолированность обеспечила Англии решающие преимущества перед

континентальной Европой в развитии установлений, благоприятствующих росту

свободы, духа предприимчивости и производительных сил нации, -спокойное

введение Реформации и плодотворная для хозяйства секуляризация, отсутствие

военных вторжений и ненужность постоянной армии, раннее развитие

последовательной таможенной системы, извлечение из континентальных войн

огромных выгод для себя.

Противоположным примером была Польша. Лист типизировал ее историю, во-

первых, как судьбу страны, «которая не соприкасается с морями, которая не

имеет ни торгового, ни военного флота, или у которой устья рек не находятся

в ее власти», и она «в своей внешней торговле стоит в зависимости от других

наций, причем господство иностранцев на приморском рынке угрожает как

экономической, так и политической целостности страны» . Во-вторых, Польша

была вычеркнута из ряда национальных государств из-за отсутствия в ней

сильного среднего сословия, которое может быть вызвано к жизни лишь

насаждением внутренней фабрично-заводской промышленности.

Заключительная часть «Национальной системы политической экономии»,

посвященная общим для континентальных стран «чрезвычайным интересам» в их

борьбе с «островным господством Англии», представляет собой по сути

геополитический трактат. По мнению Листа, Германский таможенный союз должен

распространиться по всему побережью Северного моря от устьев Рейна до

Польши с включением Голландии и Дании, до масштабов «Средней Европы», пока

же Центр Европейского континента «не выполняет той роли, которая налагается

на него естественным положением. Вместо того чтобы служить посредником

между востоком и западом по всем вопросам, касающимся территориальных

разделений, конституции, национальной независимости и могущества... центр

этот в настоящее время служит яблоком раздора между востоком и западом,

причем и тот, и другой надеются привлечь на свою сторону эту срединную

державу, которую ослабляет недостаток национального единства». Если бы

Германия вместе с Голландией, Бельгией и Швейцарией составила один сильный

торговый и политический союз, это стало бы прочным континентальным ядром,

обеспечившим бы надолго мир для Европейского континента, а с другой

стороны, позволило бы вытеснить Англию из ее «предмостных прикрытий», при

посредстве которых она господствует на континентальных рынках.

Можно сказать, что Лист разрабатывал в противовес «космополитической

экономии» не просто «национальную», а «геополитическую» экономию. Он писал

о вероятности будущего превосходства Америки над Англией в той же степени,

в какой Англия превзошла Голландию, и о том, что французы равно с немцами

заинтересованы в том, «чтобы оба пути из Средиземного моря в Красное и в

Персидский залив не попали в исключительное распоряжение Англии».

Озабоченный судьбами Германии, Лист считал необходимыми условиями ее

экономического прогресса и политической устойчивости «округление границ» и

развитие среднего класса. В работе «Земельная система, мельчайшие держания

и эмиграция» (1842) Лист детально рассмотрел аграрный вопрос в свете

широкого сравнительно-исторического анализа как различных регионов

Германии, так и различных стран от США до России, но особенно выделил три

типа земельных отношений в Европе, примерно соответствующих трем

историческим этапам: 1) крупнопоместное сельское хозяйство на старой

феодальной основе в странах к востоку от Эльбы; 2) отсталые мельчайшие

держания в странах к западу от Эльбы; 3) английское крупнокапиталистическое

сельское хозяйство, расширенное «до масштабов фабрики». Оптимальным Лист

считал путь «золотой середины» между вторым и третьим типами. Второй тип,

характерный для Франции, по мнению Листа, не только не обеспечивал развитие

внутреннего рынка, но и готовил основу для бонапартистского режима, тогда

как капиталистическое сельское хозяйство Англии, порождая огромную массу

пролетариев и пауперов, грозило социальным взрывом. Идеалом Листа была

освобожденная от феодальных и общинных стеснений земельная система

коммерчески ориентированных владений, при которой средние и мелкие

единоличные держания являются правилом, а крупные и мельчайшие -

исключениями, что наилучшим образом соответствовало бы представительной

политической системе и принципам национальной экономии.

Лист учитывал, что выполнение этой земельной реформы должно было

сопровождаться обезземеливанием значительной части крестьян и лишь

меньшинство из них было бы поглощено развивающейся германской

промышленностью. Это ставило проблему колонизации, которую Лист ввел в

геополитический контекст. Большинству, по мнению Листа, следовало

переселиться в качестве сельскохозяйственных колонистов в область Среднего

и Нижнего Дуная вплоть до западных берегов Черного моря. Это направление

миграции немцев Лист рассматривал как альтернативу переселению в США.

Дунайская колонизация могла бы преобразить сельское хозяйство Венгрии и

превратить ее в аграрную базу «Восточной империи германцев и мадьяр».

Лист строил широкие планы подъема Венгрии, ее производительных сил за

счет развития ее транспортной сети и широкого товарообмена с австрийскими и

германскими землями. Он пытался найти поддержку своего германо-

пандунайского проекта у влиятельнейших политиков, начиная с австрийского

канцлера Меттерниха (который десятью годами ранее назвал Листа «одним из

самых активных и влиятельных революционеров в Германии») и вождя венгерских

дворян Штефана Сеченьи. Но агитация Листа не имела успеха. Усталый и

разочарованный, экономист-геополитик покончил жизнь самоубийством в

гостинице немецкого города Куфстена.

В 1850 году Листу был воздвигнут памятник в его родном Рейтлингене, и

тогда же в Штутгарте вышло собрание его сочинений. Вторая половина XIX века

обеспечила Листу волну посмертного признания. В восторженных тонах писал о

нем автор единственной книги о Листе на русском языке С.Ю. Витте:

«Основательное знакомство с «Национальной системой политической экономии»

составляет необходимость для всякого влиятельного государственного и

общественного деятеля». Во второй половине XX века система мер,

напоминающих "воспитательный протекционизм" по Ф. Листу, была с успехом

осуществлена в Японии, что позволило этой стране достичь статуса великой

экономической державы.

Немецкая историческая школа

Немецкая историческая школа представляет собой главное еретическое

направление в экономической науке XIX века. Подход представителей немецкой

исторической школы отличался следующими особенностями.

1. Отрицательное отношение к любым попыткам создания универсальной

экономической теории и, в частности, к классической политической

экономии. По мнению адептов немецкой исторической школы, экономическая

наука должна заниматься исследованием специфики конкретных

национальных хозяйств; дело в том, что каждое национальное хозяйство

имеет свои специфические свойства, зачастую не имеющие аналогов.

Именно поэтому универсальная экономическая теория представляет собой

нонсенс. Отсюда следует другая особенность учения немецкой

исторической школы.

2. Антикосмополитизм. Представители немецкой исторической школы в той или

иной степени были склонны подчеркивать роль национальных факторов в

хозяйственном развитии. Кстати говоря, с их легкой руки даже в

настоящее время экономическую науку в Германии и других немецкоязычных

странах часто называют «Национальной экономией» (Nationalokonomie) или

«Народнохозяйственным учением» (Volkswirtschaftslehre).

3. Отрицательное отношение к абстрактно-дедуктивным методам анализа.

Главный акцент в экономической науке нужно делать на конкретные

историко-экономические исследования (чем, как правило, и занимались

большинство эпигонов этой школы).

4. Трактовка народного хозяйства как единого целого, части которого

находятся в постоянном взаимодействии между собой, а не как простой

суммы отдельных индивидов. Отсюда следует, что «жизнь» такого «целого»

управляется особыми законами, отличающимися от законов, которым

подчиняется жизнь отдельно взятых субъектов.

5. Отрицательное отношение к концепции экономического человека. «Немцы»

отвергают представление об индивиде как человеке, свободным от

воздействия общественных факторов и автономно стремящимся к достижению

максимальной личной выгоды. Как отмечал один из «немцев», Б.

Гильдебранд, «человек, как существо общественное, есть прежде всего

продукт цивилизации и истории, и... его потребности, его образование и

его отношения к вещественным ценностям, равно как и к людям, никогда

не остаются одни и те же, и географически и исторически беспрерывно

изменяются и развиваются вместе со всей образованностью

человечества».[1] Короче говоря, человек - это культурное существо,

ориентированное на общественные ценности. Отсюда следует еще одна

особенность учения немецкой исторической школы -

6. Трактовка хозяйства как одной из частей социальной жизни и, как

следствие, учет разнообразных внеэкономических факторов - этических,

психологических и правовых.

7. Понимание хозяйства как эволюционирующей системы, проходящий в своем

развитии различные стадии. Кстати говоря, данный аспект также является

аргументом против универсальности экономической теории, поскольку

разные стадии развития хозяйства отличаются специфическими, а зачастую

и уникальными свойствами.

Благосклонное отношение к государственному вмешательству. Такое

отношение вызвано прежде всего скептицизмом по поводу того, что свободная

конкуренция, характерная для рыночной экономики, в состоянии обеспечить

гармонию интересов разных хозяйствующих субъектов. Без планомерного

воздействия государства на хозяйство «сильнейшие» будут всегда оказываться

в выигрыше за счет «слабейших».

Происхождение и развитие исторической школы

Бесспорным основателем школы является Вильгельм Рошер (1817 - 1894),

профессор Геттингенского университета, который опубликовал в 1843 году свои

«Краткие основы курса политической экономии с точки зрения исторического

метода». В предисловии к этому маленькому произведению Рошер уже излагал

руководящие идеи, которыми он вдохновлялся и которые он развивал потом в

своих известных «Принципах политической экономии», появившихся первым

изданием в 1854 году. Он задается тут лишь целью изложить экономическую

историю. «Наша цель, - говорит он, - описание того, чего хотели и к чему

стремились народы в экономической области; цели, которые они преследовали и

достигли; основания, ради которых они преследовали и добивались их». «Такое

исследование, - прибавляет он, - может быть сделано при условии, если

остаешься в тесном контакте с другими знаниями национальной жизни, в

частности с историей права, с политической историей и историей

цивилизации». Но он тотчас отгоняет от себя мысль встать в оппозицию к

школе Рикардо. «Я, - продолжает он, - далек от того, чтобы признавать этот

путь единственным или наиболее кратким для отыскания истины; но я не

сомневаюсь, что он ведет в весьма прекрасные и плодородные области,

которые, будучи раз возделаны, никогда не будут окончательно покинуты».

Таким образом, Рошер ставит себе задачу просто дополнить

общепризнанную теорию историей экономических событий и мнений. И

действительно, в целом ряде последовательно выходивших томов его

«Принципов», к которым с каждым разом росли симпатии образованного общества

в Германии, Рошер ограничивается приложением к изложению классических

доктрин ученых и плодотворных экскурсий в область экономических факторов и

идей прошлого.

Рошер смотрел на свою попытку как на опыт применения к политической

экономии исторического метода, введенного Савиньи в науку права и

доказавшего там свою плодотворность. Но, как хорошо показал Карл Менгер,

тут была чисто внешняя аналогия. Савиньи пользовался историей, чтобы

уяснить себе органическое и самопроизвольное происхождение существующих

институтов. Он этим хотел доказать законность их в противовес радикальным

проискам реформаторского рационализма - наследия XVII века. Ничего

подобного нет у Рошера, который сам примыкает к либерализму и разделяет его

реформаторские стремления. У него история служит главным образом для

иллюстрации экономической истории, для насыщения ее примерами, способными

если не предписать правила государственным людям, то, по крайней мере,

создать у них, по его выражению, «политическое чутье».

Правильнее рассматривать попытку Рошера как опыт связать учение

политической экономии с традицией старых немецких «камералистов» XVII и

XVIII веков. Последние, преподавая студентам начала практических знаний в

области администрации и финансов, прибегали главным образом к конкретным

примерам из экономической и социальной среды, на которую должна была

распространяться деятельность их учеников. Ведь и англо-французская

политическая экономия также стояла в очень тесной связи с известными

практическими проблемами из области налогов и торгового законодательства.

Но в такой стране, как Германия, где промышленная эволюция значительно

более отстала по сравнению с Францией и Англией, эти проблемы ставились

совсем иным образом, и потому необходимость демонстрации перед студентами

связи классической теории с фактами экономической жизни должна была

представляться здесь еще более неотложной, чем в каком-либо другом месте.

Нововведение Рошера носит больше характер педагогический, чем научный. Он

скорее восстанавливает университетскую традицию, чем создает новое научное

течение.

В. Рошер также придерживался тезиса, что невозможно создание

универсальной экономической теории, поскольку разные страны находятся на

разных этапах своего развития, полагая, что однотипные хозяйственные

системы у разных народов никоим образом не могут существовать. Экономику

следует рассматривать как часть национальной культуры - как хозяйственную

культуру. Но Рошер в то же время был единственным представителем «старой

исторической школы», уделявшим хотя бы небольшое внимание собственно

экономической теории. Он внес вклад в «теорию ценности и распределения

дохода». В. Рошер взял за основу теорию факторов производства в редакции Ж.

Б. Сэя и соединил его с концепцией прибыли Н. Сениора, малоизвестного

представителя классической политической экономии.[2] Согласно концепции Н.

Сениора, источником прибыли является якобы воздержание капиталиста от

текущего потребления. Соединив эти концепции, Рошер высказал идею, согласно

которой в процессе хозяйственного развития меняется значимость (и,

соответственно, доля в национальном продукте) отдельных факторов

производства. На начальных этапах развития главную роль играет земля

(природа), затем труд и, наконец, капитал. Таким образом, величина доли

доходов владельцев капитала в национальном доходе отражает степень

развитости национального хозяйства.

Другой немецкий профессор, представитель исторической школы, Бруно

Гильдебранд (1812 - 1878), выступил в 1848 году с более широкими

претензиями. В его книге «Политическая экономия настоящего и будущего»

больше, чем у Рошера, обозначилась оппозиция классической экономии. Здесь

история была представлена не только как средство оживить и

усовершенствовать существующие теории, но и как орудие полного обновления

науки. Гильдебранд ссылался на прогресс, который совершил исторический

метод в науке о языке. Отныне политическая экономия должна была быть

исключительно «наукой о законах экономического развития наций». Немного

позже в программной статье нового, основанного им в 1863 году журнала

«Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik» («Ежегодник по вопросам

политической экономии и статистики») Гильдебранд идет еще дальше. Он

оспаривает даже само существование естественных экономических законов,

признаваемых классиками. Он упрекает Рошера в том, что последний допускает

их существование. Гильдебранд, по-видимому, не замечал, что благодаря

такому смелому утверждению он подкапывался под сам принцип всякой

экономической науки и устранял всякое разумное основание у тех "законов

развития", которые должны были, по его мнению, отныне образовать сущность

ее.

Впрочем, безусловные утверждения Гильдебранда не больше, чем эклектизм

Рошера, изменяли экономическую теорию. Б. Гильдебранд, как и Ф. Лист,

придавал большое значение периодизации стадий хозяйственного развития. Но у

него критерием разграничения стадий является развитость сферы обращения. На

основании этого критерия им выделяются три стадии:

а) Натуральное хозяйство. Обмен либо вообще отсутствует, либо

принимает формы бартера.

б) Денежное хозяйство. На этой стадии развития деньги становятся

Страницы: 1, 2, 3